Глава IV.II
Книга
Из воспоминаний очевидцев Черекских событий:
Байсиев Мухадин Магометгериевич (1928 г.р.)
Среди ночи меня разбудила мать и попросила выяснить, что за шум слышен в Сауту. Едва я вышел во двор, как у соседнего дома раздался топот. Осторожно выглянув из-за забора, я поймал как раз тот момент, когда один из солдат бросил в окно гранату. Я бегом вернулся обратно, и мы с матерью спрятались в большой картофельной яме...
...Это было на следующее утро. В дом зашли солдаты и попытались выгнать людей на улицу. Когда это не получилось, они вышли и с улицы бросили в переднюю комнату гранату. Не могу сказать, скольких убило этим взрывом, сам я был оглушен и ранен в правую руку...
Мы - шестеро подростков - разобрав кладку, сквозь дыру выбрались из дома и убежали к Мисирову Шикау.
В скором времени сюда пришел Мисиров Тета и сообщил, что военные устраивают какое-то собрание для жителей села...
Пошли три молодые девушки, но и они скоро вернулись в слезах и рассказали, что люди, собравшиеся в доме Тета, уже расстреляны [все, включая грудных детей, - всего около 60 человек].
Как потом выяснилось, красноармейцы остаток дней, проведенных в Сауту после расстрелов, посвятили мародерству. Могу сказать, что у нас дома забрали все ткани - большой сундук; у Мисирова Цуа вообще всю саклю вычистили, скотина тоже вся пропала.
Вечером солдаты начали сжигать оставшиеся дома.
Жангуразова (Мисирова) Халимат Мусаевна (1930 г.р.)
...Немного погодя, отец вышел на улицу и, вернувшись, сказал: «Боже мой, убили Хуболову Кезибан и ее двух детей». Дальше он не стал рассказывать. Муж Кезибан, Мисиров Митяй, погиб на фронте. Солдаты застрелили его жену, детей, отца, мать. В это время пришли люди и сказали, что солдаты убивают всех подряд, и что село ими переполнено.
Дом наш был большой. В нем собралось около 70 человек...
...Восемь детей моего свекра Мисирова Махмуда - потом он вернулся тяжелораненым - и его жена жили рядом с нами. Они тоже спрятались в нашем дворе. Все погибли, всех уничтожили в нашем дворе - мать и 8 детей.
...Более 60 человек были уничтожены в нашем доме.
...Армия ушла из села, и мы вернулись домой. Пусть и врагу не придется видеть то, что мы увидели в селе. Кругом дым, гарь, от горелого трупного запаха невозможно дышать. Не могли узнать убитых родственников: соединяли большие кости и хоронили как взрослых. Мелкие косточки собирали в наволочки и зарывали в землю.
Участвовали ли в похоронах наши солдаты или районные руководители? Из солдат Советской Армии и районного руководства никого не было.
Немцы пришли уже после того, как всех похоронили. Пришлось и от них прятаться. Но они были всего несколько дней, никого и ничего не трогали.
Мамаев Бараз Каплиевич (1918 г.р.)
Я по состоянию здоровья не был призван в армию. До оккупации ущелья немцами работал в Центральном статистическом управлении Черекского района, жил в селении Турахабла. Мы всем селом ушли в горы, как только стало известно, что в Сауту убивают всех подряд. Было это в ноябре...
Немцы вошли в ущелье в какой-то период после нашего возвращения, то ли во время похорон, то ли несколько позже.
Работать секретарем сельского Совета в Верхней Балкарии я стал не сразу по восстановлении Советской власти после оккупации, а после того, как мой предшественник на этой должности, Мустафа Туаевич Моттаев, был арестован.
...Весной нас - председателей и секретарей сельских Советов Черекского района - вызвали в райисполком в Коспарты. Председатель Черекского райисполкома Бозиев провел с нами инструктаж. Сказанное им сводилось к следующему: необходимо составить акты, где нужно указать материальный ущерб, причиненный жителям, а также акты на погибших с указанием, что все это дело рук немцев...
Делалось это так: вызывались люди и опросом определялись погибшие и имущественные потери семей. Умышленно ничто не упускалось. Если что-то и было пропущено, то только из-за недостатка информации.
Акт от 13 июня 1943 года написан не моей рукой, но подпись в акте моя. Сейчас я точно не могу сказать, чей это почерк. Список составлен на основании нашей информации.
Все три свидетеля из колхоза имени Сарбашева: Хусей Жангоразов - председатель колхоза, Юсуп Мотаев - секретарь партийной организации колхоза, Хасим Карчаев - красный партизан.
Якуба Жангуразова я никогда не знал. Как земляков знал Баттала Табаксоева и Исмаила (второе ненастоящее его имя Хутай) Занкишиева. Никто из них в расстрелах мирных жителей в Сауту и поджогах домов участия не принимал.
Мисиров Абулла Шикауович (1926 г.р.)
...В одну из ночей ноября нас разбудили частые выстрелы, раздававшиеся по селу. Мы не успели ничего сообразить - в доме, кроме меня, были мать, невестка и двое ее детей - как снаружи внезапно выбили ставни, по нам, еще лежавшим в постели, начали стрелять... Это длилось какое-то мгновение. Сразу после этого я выскочил на веранду и увидел, что стрелявшие были бойцами Советской Армии. Их видела и моя мать: раненная, она выползла из дома вслед за мной. Я был несколько ошеломлен, что поначалу даже не догадался посмотреть, живы ли остальные. Но все они навсегда остались в доме...
Солдаты обстреливали дома наших соседей. На рассвете прибежала 4-летняя дочь Идриса, Фаризат, и сообщила, что солдаты сжигают дома рода Темиржановых...
Помню, как нас нашли. Всех вывели во двор, кажется, сказали, что будет собрание или митинг... Всех, практически всех представителей нашего рода, к тому моменту оставшихся в живых - стариков, женщин, детей - им вопросов не задавали. В какое-то мгновение я бросился бежать и, видимо, так неожиданно для солдат, что пули их винтовок меня не задели.
Я слышал, как расстреливали наш род совсем рядом, за каменным забором. Все они умерли там... На следующий день через Курнаят добрались до местности Дурмет, где и жили несколько дней, кто как мог - в пещерах, в расщелинах, под камнями. Через несколько дней кто-то сказал, что солдаты ушли, и мы вернулись в Сауту.
Все последующие дни мы разыскивали и хоронили своих близких. Из соседних сел приходили люди, помогали, но мертвых было много, мы все равно не успевали, тем более, что огромное количество тел обгорели настолько, что родные узнавали их только по случайным предметам - кольцу, брошке... Иные вообще в золу превратились - хоронили только кости. Отдельные могилы мы, конечно, уже не рыли, а выкопали траншеи в пять рядов, в них и уложили всех погибших.
Мисиров Али Чефеевич (1918 г.р.)
В октябре 1942 года я вернулся домой в село Сауту. Прибыл на три месяца из эвакогоспиталя Ростова, где находился после осколочного ранения и тяжелой контузии, полученных мной на Донбассе...
Фронт был уже близко, руководство района разбежалось, говорили, что ушли в Ташлы-Талу, и единственной властью было командование какой-то части численностью около батальона, стоявшей в больнице рядом с селом Мухол. С этого отряда все и началось. Начали исчезать люди. Вскоре стало известно, что их задерживают бойцы отряда, уводят в больницу и больше о них - ни слуху ни духу...
Было это приблизительно 25 ноября. Сразу после ухода солдат жители сел обыскали здание больницы и в подвале нашли 7-8 трупов тех сельчан, что пропали раньше.
На третий день после ухода военной части из больницы появился отряд Накина. Села ущелья волновались. Я тоже не знал, что делать, ведь я работал ответственным секретарем райисполкома и, естественно, не собирался дожидаться прихода немцев.
Ночью 27 ноября приблизительно в 2 часа ночи началась стрельба. Шум, крики, автоматные очереди, взрывы; понять, что происходит, я не мог, а по дому уже стреляют. Все, кто был в доме, разбежались кто куда, я же как был в нижнем белье, так и спрыгнул в картофельную яму. Через некоторое время я выглянул.
Солдаты сгоняли людей и расстреливали группами по 5-10 человек. Всех. Женщины, дети - без разницы. Мисирова Алибека, а он полный калека был, пристрелили, не задумываясь. Убегающим детям стреляли в спину...
Главное, поначалу я подумал, что нагрянули немцы, но теперь уже четко слышал русскую речь. Говорили чисто.
Сколько все это продолжалось - не помню. На фронте я никогда сознания не терял, а тут упал в обморок и сколько так пролежал - бог его знает...
Через какое-то время, может 3 дня, может 5, я выбрался из ямы. И наткнулся на солдата - молодой парень, вроде киргиз. Он увидел меня, повернулся и стал убегать. Я мог только ползти - ведь было уже холодно, шел снег, а я был практически раздет. Не знаю, что подумал этот солдат, увидев меня, но выглядел я, должно быть, страшно.
Я позвал его, сказал, чтоб отвел меня к командиру. Когда добрались до штаба, я рассказал все о себе, но, видимо, меня это не спасло бы. На мое счастье, в штабе Накина находился врач райбольницы, фамилия его, если не ошибаюсь, была Рубье. Он хорошо знал меня, знал, что я фронтовик, что я работаю в райисполкоме.
Меня уложили, врач растер меня гусиным жиром... Потом у меня поднялся жар, и остальное помню плохо...
...В одну из ночей разведка донесла, что со стороны Зылги подходят немцы, и этой же ночью отряд Накина снялся и ушел в Ташлы-Талу. Сам я остался в доме.
Все мои погибли - жена, сын, сестра с двумя детьми, но я не хоронил их - лежал больной, не в силах встать. Говорили, что целые тела попадались редко, в основном - обгоревшие останки, которые хоронили в мешках, наволочках, просто завернув в ткань...
Сарбашева (Темиржанова) Ханшият Омаровна (1914 г.р.)
В ноябре части Красной Армии отступали через наше село. К нам в дом зашли два солдата и попросили дать еды для раненых, лежащих в обозе. Отец дал им продукты, а потом сказал: «Может, и мои сыновья там», - снял с головы большую овечью шапку и дал одному солдату, у которого не было головного убора.
...Я не помню, чтобы в селе кого-нибудь из солдат убили. Помню, как мы, женщины села, плакали им вслед...
Число не скажу, помню лишь, что это было ночью в субботу. В верхней части села началась стрельба. Тут же откуда-то из темноты появились солдаты. Нам крикнули: «Стой!», я остановилась, а Фатимат нет. Несколько раз стрельнули ей вслед. А мне вот сюда, к лопатке с левой стороны, приставили ружье. На ружьях были штыки. Тот, который держал ружье, нажал на курок, но ружье не выстрелило. Он выругался по-русски и еще раз перетянул затвор. Я рванулась вперед, споткнулась и упала, потеряла сознание. Очнулась я от крика Келля - моей матери. Русский язык она не знала, кричала на балкарском. Ее остановили. Приставили ружье к шее и выстрелили, а я все это видела, шея пополам разошлась, точно так, как бывает, когда брюхо рыбе распарывают. Не издав ни звука, мать упала на меня и моментально скончалась. Рядом был большой камень, и сейчас стоит на том же месте, кровь из раны матери фонтаном ударила в этот камень, и он окрасился в красный цвет.
...Рахыймат застрелили, но прежде, чем это произошло, она успела спрятать своих сыновей в навозе. Наших всех убили в первый же вечер, всех до единого в ущелье...
...Она ушла, посоветовав мне спрятаться, а куда я спряталась бы с двумя детьми и больной сестрой?
Мамая я успокоила, а Сакинат плачет. Тогда я взяла и дала ей целую грудь мертвой Фатимат. Молоко было, она пила молоко из груди мертвой матери. После этого Сакинат успокоилась. Но ненадолго. Начали плакать оба - и Мамай, и Сакинат. Плачут от голода. Келля замачивала баранью шкуру для обработки. Я выжала воду из шкуры, процедила и дала попить. Это уже во второй, а может, в третий вечер было. Но вода, что выжимаешь из шкуры, соленая, и они оба начинают плакать от жажды. Я тогда помочу Мамая, а его мочу заливаю в рот Сакинат, помочу Сакинат, ее мочу заливаю в рот Мамаю. Мамай вроде бы ничего, а Сакинат вырывала. Но на время они замолкали.
На третий день нас все-таки услышали. Услышали и начали стучать в дверь, а я была спокойна, знала, что убьют. Вывели на улицу. Дети оба у меня на руках.
И Рахиймат выволокли на улицу. Женщина и девочка из Кашхатау взяли ее под руки. Выстроили нас всех в ряд. Их трое, все в форме, напротив встали...
Другие солдаты зашли к нам в дом, набрали вещей, платки обвязали вокруг пояса, отрезы материи, шкуры, одежду свернули в рулоны и ждут...
Потом идут двое в гражданском. Они, эти двое, обращаются к нам по-балкарски. Кто такие - я не знаю. «Спрячьтесь, - говорят, - чтоб вас не нашли, а то те, что идут за нами вслед, все равно вас в живых не оставят»...
Вечером солдаты окончательно покинули село. Карчаев Жикирья и я пошли искать живых. Отец лежал на том же месте. Я подошла к нему, собрала руками его мозги, положила их ему в череп, нашла отколовшийся кусок кости и приставила на место. Вместе с ним мы подтащили отца к нашему дому и положили рядом с моей матерью и сестрой.
...Я взяла двоих детей на руки, взвалила на спину раненую Мариям, а эти кашхатауские взяли под руки Рахиймат, и мы покинули село, ушли вверх по реке Шкырты в горы.
...Дома еще горели. В доме Темиржанова Идриса лежали штабеля трупов, сложенных в большую кучу. Алибек Темиржанов, отец Мариям, сидел рядом с этой кучей горящих трупов со вздернутой вверх бородой и тлел. Мариям спросила, не ее ли это отец. Я обругала Мариям и не дала ей смотреть в ту сторону. Мы хоронили Алибека потом, сзади у него все сгорело, от прикосновений превращалось в пыль.
Начали хоронить убитых, после того как все живые вернулись в село. В тот день я перетащила на себе так много трупов, что плечи были синими от ссадин. А потом оставшиеся в живых собрали съестные продукты и отнесли на кладбище. Даже раздать пищу было некому, немцы погрузили эти продукты на санки и отвезли к себе. Они нам на кладбище сами помогали доставить продукты.
Тетуева (Газаева) Какус Буттуковна (1911 г.р.)
...В ту ночь, когда началась стрельба в Сауту, мы, жители Шканты, бежали в лес - «Уллу агъач», находившийся в нескольких километрах от села.
...После того как части Красной Армии ушли из Черекского ущелья, мы вернулись. Наш дом, как и некоторые другие дома Шканты, был сожжен.
В первый же день возвращения я вместе со своими братьями - Ахматом, Мухадином и сестрой Сабис Газаевыми пошла в Сауту в надежде найти родственников.
Здесь проживала моя сестра, Мару Буттуковна, 30 лет, с мужем и тремя детьми. Она была в это время беременна, и через месяц у нее ожидались роды.
Их дом сгорел полностью. Недалеко от пепелища среди множества обгоревших трупов мы с трудом опознали обугленные тела Мару и ее детей: Ибрагима - 8 лет, Рамазана - 6 лет, Даута - 3 лет.
Их останки мы завернули в ткань и похоронили в общей могиле на кладбище села Сауту.
В тот же день мы нашли то, что раньше было семьей Сарбашева Аслануки...
...Каждый из них был убит выстрелом в упор в голову. Как потом рассказывали, их выводили во двор, якобы для проведения собрания, а затем, построив в ряд, расстреливали. Позже, заметая следы преступлений, трупы стаскивали в один дом и сжигали.
Семья Сарбашева Аслануки не была связана с дезертирами, а его отец незадолго до войны был убит бандитами. Его именем был назван колхоз. Сам Асланука находился в это время на фронте и погиб позже.
После похорон мы вернулись в Шканты. Жить пришлось в конюшне. Вскоре с фронта вернулся демобилизованный по контузии муж - Тетуев Инзрел Бадияевич. В конюшне мы жили по 8 марта 1944 года.
Байсиева (Мамаева) Тани Магометгериева (1935 г.р.)
Мне тогда было семь лет, поэтому, может, что-то и забыла. Но помню, когда начали расстреливать всех подряд, мы ушли к другой бабушке. Едва мы пришли туда - опять стрельба. После того как застрелили сына Мисирова - Ахмат-эфенди, мы опять перебрались в другое место, боясь, что и нас убьют. Там нас было человек 60, нас нашли в конце концов и, сказав, что хотят провести собрание, вывели всех во двор. Несколько стариков попытались отделиться в сторону, и в это время начали убивать нас, женщин. Мы стояли возле стены, когда солдаты начали палить по нам. Видя, что помощи никакой не будет, некоторые начали читать зикир (молитву) и с богом на устах умерли от рук солдат. Самой последней упала молоденькая женщина, чья-то сноха. А я осталась под плотной шалью матери. Я даже не знала, что они умерли. Слышала жалкий шепот матери, просящей воды. Вместе с матерью там умерли и две мои сестры. Потом я выбралась из-под шали, но принести для матери воды не смогла: увидела, как солдаты, убивавшие наших родных, резали кур, и вновь спряталась, выглянув во второй раз, увидела, как они ели яблоки. Помню, как сейчас, что они аккуратно срезали кожуру. Я снова спряталась под шаль. В это время еще раз проверили трупы. Мать, уже мертвая, лежала, вытянувшись, а я скрылась под большой шалью. Они меня не заметили. Но я тоже была ранена, потом насчитала пять ран...
Я была залита кровью и трое суток находилась рядом с матерью.
А из 60 человек никого не осталось, погибли все. Уцелела одна я...
Комментарий:
Увы, все это было! И творили эти злодеяния, как уже известно, не эсэсовцы где-то в концлагерях, а «отцы» и «защитники советских народов» на собственной родине.
Но наихудшее для нас сегодня - это то, что, судя по событиям последних лет, ни у кого нет гарантии, что подобное не повторится. За многие десятилетия власти Кабардино-Балкарии ни на йоту не изменили своей «балкарской» политики, а кучка прикормленных ими балкарских же отщепенцев, живота ради и от имени народа, всячески способствует ее продолжению. Именно об этом и еще раз свидетельствуют с большим трудом и только через год полученные нами фотографии той самой Верхней Балкарии, уже однажды сожженной войсками НКВД.
Только на сей раз кладбище сгорело в ходе съемок очередного фильма «Война», проводившихся киногруппой Тодоровского и с участием Сергея Бодрова-младшего...
Информация об этом столь тщательно скрывалась всеми, что, не говоря о широкой общественности, даже балкарцы, к их стыду и сожалению, узнали об этом много позже.
Уже давно и хорошо известно, что на всякой войне, в т.ч. и опереточной, в первую очередь «делаются деньги». Поэтому и киногруппе, работавшей в балкарских селах, и тем более руководству республики, санкционировавшему и поддерживавшему эти съемки вплоть до придания съемочной группе ОМОНа, в «лучшем» случае было совершенно все равно - сгорит ли любое из этих сел или провалится сквозь землю.
Но как могли опуститься до такого цинизма и публичного растаптывания народного достоинства (даже при отсутствии собственного), в первую очередь, органы местной власти и духовенство, а затем и все остальные - дошедшие до того, что стали сдавать «напрокат» заезжим кинобалаганам могилы собственных предков?!!
И задумывался ли кто-нибудь из них над тем, что если с правовой точки зрения - это преступление, то с точки зрения морали и религии - это несмываемый позор и тяжкий грех, которым нет никакого прощения. Ведь все тайное когда-нибудь становится явным и получает соответствующую оценку общественности, о чем свидетельствует и ниже приводимый нами документ.
Къэбэрдей-Балъкъэр Республикэм и Совет
Нэхъыщхьэм и Президиумым
иУНАФЭ
Къабарты-Малкъар Республиканы
Баш Советини Президиумуну
БЕГИМИ
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Президиума Верховного Совета
Кабардино-Балкарской Республики
о результатах работы комиссии
Президиума Верховного Совета
Кабардино-Балкарской Республики
по изучению материалов о событиях, имевших
место в Черекском ущелье в 1942 году
Комиссией Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики, изучившей материалы о Черекских событиях в 1942 году, установлено, что с 27 ноября по 4 декабря 1942 года сводным отрядом НКВД под видом борьбы с бандитизмом в Черекском ущелье расстреляно около 700 мирных жителей (поименно установлено 367 человек, в том числе 155 детей в возрасте до 16 лет), сожжено 519 домов с имуществом и хозяйственными постройками, уничтожено или угнано более 500 коров и другого скота неустановленной численности.
Карательная акция данного отряда вызвала ответную реакцию населения, которое с оружием в руках стало защищать себя от массового истребления.
После освобождения республики от немецких оккупантов в Черекском районе были проведены массовые аресты, что привело к уходу в горы не только дезертиров, но и значительной части мирных жителей.
Трагические Черекские события по указанию партийного и советского руководства республики в 1943 году районные органы власти задокументировали актами как злодеяние немцев и их пособников-бандитов Черекского ущелья, что явилось попыткой сокрыть истинных виновников трагедии. В результате в исторической и мемуарной литературе данные события оказались искаженными.
Президиум отмечает, что военная прокуратура Северо-Кавказского военного округа необоснованно затянула рассмотрение коллективного заявления 47 граждан — жителей бывшего селения Глашево с просьбой установить виновников Черекской трагедии.
Президиум Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики постановляет:
1. Принять к сведению информацию комиссии о событиях, имевших место в Черекском ущелье в ноябре 1942 года.
2. Признать факт истребления мирного населения в Черекском ущелье в ноябре — декабре 1942 года актом геноцида.
3. Комиссии Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики по вопросам законодательства, законности и правопорядка, обращениям граждан и гласности организовать проверку:
а) обоснованности и законности актов, составленных в июле 1943 года, о зверствах и бесчинствах немецко-фашистских оккупантов и их сообщников, учиненных в селениях Сауту, Глашево, Верхний Чегет и других селениях Черекского района;
б) причастности как отдельных людей, так и воинско-партизанских подразделений, имена которых увековечены в названиях улиц, памятников и др., и внести свои предложения в Президиум Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики до 1 марта 1993 года.
4. Кабинету Министров Кабардино-Балкарской Республики рассмотреть вопрос о создании мемориального комплекса на территории бывших селений Сауту, Глашево, Верхний Чегет, а также сооружении памятника на территории современной Верхней Балкарии погибшим мирным жителям в Черекском ущелье в ноябре - декабре 1942 года; рекомендовать издать в 1993 году
на основе материалов комиссии Президиума Верховного Совета книгу «Черекская трагедия».
5. Просить Верховный Совет Российской Федерации распространить действие Закона РСФСР от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий» на погибших и пострадавших в этот период людей, а также осуществить материальную компенсацию родственникам погибших и пострадавшим.
6. Направить справку комиссии Президиума Верховного Совета и решение Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики в Верховный Совет Российской Федерации и Генеральному прокурору Российской Федерации для рассмотрения в соответствии с действующим законодательством; предложить прокурору Кабардино-Балкарской Республики пересмотреть все уголовные дела, связанные с Черекскими событиями.
7. Опубликовать материалы комиссии и решение Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской Республики в средствах массовой информации.
Председатель Верховного Совета
Кабардино-Балкарской Республики
Х.КАРМОКОВ
город Нальчик, 19 ноября 1992 года
№1290-XII-II.
Текущий архив Верховного Совета КБР.